Зайдя в конюшню, Лиз прошла по проходу до самого конца. В частном отделении лошадей пока нет, поэтому жеребенку придеться остаться одному, - размышляла она, - но ничего. возможно, так будет даже лучше: ему вначале надо прийти в себя и подрасти... Открыв дверь, Элизабет затащила его в просторный денник, оставив дверь открытой. К ее величайшему сожалению, пол был без опилок, поэтому, оставив его одного, Лиз чуть ли не бегом, насколько позволяли оставшиеся силы, пошла в хранилище. Выкатив оттуда тележку, доверху наполненную свежими, душистыми еловыми опилками, она с грохотом, из-за плохих рессоров, и со скрипом, из-за несмазанных колес, покатила ее в сторону конюшни. Проехав внутрь и опрокинув телегу на пол денника, чуть в стороне от жеребенка, она вытащила ее. Зайдя внутрь, Бет руками разгребла опилки и подтащила к ним жеребенка. Опустив его на мягкую, насыпанную толстым слоем подстилку, она огладила лошадку и сказала ему на ухо что-то приятное. Внезапно, до нее дошло: она не знает, что эт вообще за жеребенок, откуда он и как его зовут. Осмотрев его, она отметила его хорошее сложение и крепкие, сильные ноги. Как ни странно, в этот момент ей вспомнилась другая лошадь: тоже хорошо сложенная, ладная и просто замечательная спортивная лошадь... Эхххх.... какая кобыла была..., - пронеслось у Лиз в голове, невольно вырвавшись словами, - да только медали ее дорогого стоили. Действительно, у каждой ее медали была обратная сторона - тяжелый труд. Реверс, так сказать... Задумавшись, она не заметила, что говорит сама с собой. Очнулась она, только когда почувствовала, что жеребенок покусывает ее за рукав куртки. Точно! - вдруг воскликнула она, но быстро одумалась, поняв, что может напугать жеребенка, и сказала, уженамного тише - раз имени у тебя нет, будешь зваться Реверсом.

Пока Элизабет устраивала жеребенка на новом месте, он заснул. И, хотя надо было сделать еще очень много всего, она не стала будить его. Пускай поспит. Устал-то как, бедняжка..., - тихим шепотом, чтобы не прервтьчуткий лошадиный сон, сказала Лиз. Оставшись на некоторое время рдом с ним, она вышла и, закрыв дверь, подошла к стояшей неподалеку скамейке и присела на нее - ей не хотелось оставлять Реверса одного, лн все же был еще в стрессовом состоянии. Поэтому, присев на скамейку и накрывшись попоной, которую нашла неподалеку, Элизабет тоже погрузилась в глубокий сон.

Элизабет проснулась от звуков, которые раздавались из денника. Жеребенок поднялся-таки с опилок и теперь стоял, выглядывая из денника в проход своей маленькой мордочкой. Ну что, проснулся? - спосонья протирая глаза, сказала ему Лиз. Проголодался, наверное..., - подумала она, а вслух сказала: Подожди немного, сейчас принесу тебе поесть, - и пошла в тренерскую, где погрела молока, пакет которого остался в холодильнике, а потом налила его в бутылочку. Вернувшись в конюшню, она зашла в денник к малышу и огладила его, давая бутылочку.

Жеребенок отшатнулся от руки Элизабет, когда она хотела дать ему молока. Это навело ее на мысль, что жеребенок не знаком с человеком, из чего, в свою очередь, вытекало, что ей нужно как-то объяснить Реверсу, кто она и почему ее не нужно бояться. Вот только как, в этом-то и заключалась суть проблемы. Тише, малыш! Не нужно меня бояться, я не собираюсь причинять тебе вреда! Тут у нее в голове щелкнуло, что не мешало бы представиться. Бредовая идея, конечно, рассказывать о себе лошади, но Лиз была в этом не уверена. Все-таки, лошадей она ставила по разуму почти наравне с человеком. Меня зовут Элизабет, ну, или Лиз, - сообщила она Версу, а затем продолжила: Я буду за тобой ухаживать, пока ты не подрастешь и не окрепнешь. Вспомнив-таки, зачем она сюда пришла, она осторожно взяла жеребенка за шею и голову и поднесла к нему бутылочку с молоком, пока оно не остыло.